Спящий джинн [Демон] - Василий Головачев

– В подпространство, – с иронией закончил Лилов. – Утечка куда? Абсурд! Поговорите с физиками, может быть, в районе Пскова мы открыли новое физическое явление?

Шутка начальника экспертной комиссии была из разряда невеселых.

К нам подошел тот же парень по имени Шарафутдин и протянул белую пластинку звукозаписи.

– Адреса и телексы свидетелей аварии.

Поблагодарив, я обошел завод кругом, постоял рядом с трубой, потрогал ее черную стенку: твердая, шершавая, не холодная и не теплая, но ощутимо материальная. Зато шип, вырастающий из трубы, оказался студнеобразным: при касании он вдруг потерял свои очертания, расплылся желеобразной массой и лишь через несколько секунд восстановил форму.

– Вот именно, – проговорил Лилов, наблюдая за мной. – Кстати, обратите внимание. – Он подвел меня к лесной опушке, где тоже работали эксперты.

Я застыл, изумленный.

То, что я издали принял за сосны и ели, таковыми не являлись. То есть, несомненно, они были когда-то деревьями, но в данный момент представляли собой карикатуры на деревья, сплющенные, изуродованные, скрученные неизвестной силой в декорации к неизвестному спектаклю. И в то же время они были зелеными, пропитанными соками, живыми.

– Любопытно, – медленно проговорил я, вспоминая Ховенвип. И слова Лапарры о том, что события на Ховенвипе могут быть связаны с событиями в Сааремаа. – Весьма любопытно, если не сказать больше. Что ж, изучайте, мне нечего сказать, кроме… вы, случайно, не верите в колдовство?

Лилов шутку не принял, хотя я не очень-то и шутил. Назад меня вез на триере все тот же Шарафутдин, высадил на окраине Пскова, в зоне действия городской транспортной сети, и умчался.

После ужина я первым делом отправился по указанным адресам свидетелей аварии на атмосферном заводе.

Первый из них, инженер-строитель Вадим Волкобоев, жил в самом Пскове, в старинном – ему было не менее полутораста лет – многоэтажном доме, первом из модульных зданий нового типа. Правда, в сравнении с современными зданиями дом выглядел несколько помпезно – все же вкусы современников отличались от вкусов строителей полуторавековой давности, да и материалы изменились, тем не менее дом был своеобразен – нечто напоминающее гроздь винограда, и неплохо вписан в ландшафт старинного города, города-памятника.

В день аварии Волкобоев работал с комплексом роботов-диггеров на расчистке левого берега Великой – предполагалось соорудить здесь пляж и водный стадион для одного из детских учебных городков Пскова.

Проверив запуск программы и убедившись, что киберкомплекс начал работу, Волкобоев собрался искупаться и в это время почувствовал охвативший его холод. К холоду прибавилось еще и ощущение невосполнимой потери – абсолютно чуждое натуре Волкобоева ощущение. Инженер осмотрелся и увидел, как над рекой, метрах в двухстах от него, атмосферный завод, к которому он привык, как к детали пейзажа, вдруг накренился, клюнул носом и врезался в берег реки.

– Ну я и побежал, – закончил Вадим, пожилой, полный, с залысинами. – Переплыл, значит, реку, думал, может, спасу кого… не знал, что завод без людей. Одного, правда, встретил. Странный такой парень, быстрый, а лицо какое-то… равнодушное, что ли, безразличное. Я ему – привет, есть кто живой? А он увидел меня, обежал завод, значит, кругом и исчез. Вот и все, собственно. Потом подбежал второй, Сергей, кажется. Тут полезла эта труба, с шипением таким жутким… мы и вызвали ваших…

Я уже успел оценить способность хозяина создавать в квартире уют. Исподтишка во время его рассказа пытался составить психологический портрет, отгадать главные черты характера, но то ли проницательности не хватило, то ли отвлекали мысли о случившемся, то ли Волкобоев был сложнее, чем казался на самом деле. Так и не запомнилось мне в нем ничего существенного, кроме словечка «значит».

– А ощущения ваши «морозные» когда пропали? – спросил я.

– Да вы знаете, не помню. Когда плыл – было холодно, это точно, а потом… – Волкобоев пожевал губами. – Не до ощущений, значит, было.

Я кивнул, вспоминая свои ощущения на сааремском пляже. Лапарра был прав, почерк аварии на заводе почти полностью совпадал с почерком катастрофы на орбитальном лифте. Ощущение холода, таинственное исчезновение энергозапаса завода и утечка энергии на лифте… разве что финалы аварий не совпадали: колючая труба, выросшая за минуту, совсем не походила на «стрекозиные крылья». А вот волшебное превращение леса в зоне аварии – это уже ниточка к Ховенвипу. Прав Ян и в том, что направил меня в Псков, это дополнительные данные к расследованию. Надо срочно послать стажера в Сааремаа, там тоже должна появиться сила, изменяющая растительность.

– А роботы ваши? – вспомнил я. – Продолжали работать без вас?

– В том-то и дело, что нет. Прихожу, а комплекс стоит, автомат защиты вырублен, значит. До сих пор ломаю голову – по какой причине. Пришлось восстанавливать питание.

– Скажите, а в лес на другом берегу реки, где упал завод, вы не заходили?

– Я там все исходил, люблю грибную охоту.

– И ничего особенного до аварии не замечали?

Волкобоев недоуменно поднял брови.

– А что я должен был заметить? Лес как лес…

Так, ясно, что лес претерпел трансформацию во время или после аварии, иначе Волкобоев заметил бы.

Я достал кнопку витайра Зо Ли, сдавил пальцами, и между нами возникла объемная фигура чистильщика.

– Вы этого человека видели у завода?

– Его, – кивнул Волкобоев, – только одет он был по-другому. А что? Он таки виноват?

– Скорее всего он, как и вы, оказался там случайно. Но интересно было бы поговорить с ним. Встретите, сообщите мне, пожалуйста, вот номер.

Попрощавшись с инженером, я отправился по другому адресу. Разговор с Сергеем Поздняковым не занял много времени. Он подтвердил все то, о чем говорил Волкобоев, разве что субъективные его ощущения были несколько иными: он, например, после падения завода видел над рекой странные картины – не то летящие огненные языки, не то громадных светящихся птиц. Одна из «птиц» снизилась возле завода и превратилась в шипастую трубу.

Я недоверчиво сощурился, и Поздняков торопливо добавил:

– Не хотел говорить, но галлюцинациями не страдаю. Так что хотите верьте, хотите нет…

Уже в двенадцатом часу ночи я вломился в кабинет Лапарры и застал его в позе роденовского «Мыслителя».

– Каковы успехи? – спросил он, не меняя позы.

– Ты не ошибся. – Я сел напротив и с удовольствием вытянул ноги. – Случай идентичен с катастрофой cааремского лифта. Только выросло там другое – труба с шипами. Пощупать можно, измерить ничего нельзя. Однако по двум точкам нельзя построить график закономерности какого-то явления.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});